КТО ИЗОБРЁЛ ВОДКУ?

Интересы производителя (в данном случае В/О «Союзплодоимпорт») заставили выдумы­вать, будто в Московии всегда на­род пьянствовал, что вошло как массовый миф в сознание росси­ян. И тут Теория заговора: это на­вязывается в менталитет русского народа, спаивая его и тем самым увеличивая само потребление вод­ки и доходы производителя…

ИСТОРИЯ ГРАНДИОЗНОГО ОБМАНА

Кто изобрел водку? Этот во­прос приобрел «государственное» значение для Москвы, когда Поль­ша и страны Запада оспорили яко­бы «приоритет» России. Суть в том, что в царской России этого вопроса не стояло, ибо Польша и ВКЛ входили в состав России с 1795 года, но с появлением суве­ренной Польши водку уже следо­вало считать именно польским изобретением. Ответственные ве­домства СССР бросились искать историков, которые смогли бы привести какие-то документы, подтверждающие, что водку изо­брели в Москве. Увы, таких исто­риков не нашлось — ибо нет и та­ких документов.В отчаянии государство обрати­лось к автору кулинарных книг Ви­льяму Похлебкину, далеко не исто­рику. Тот, выполняя заказ, написал книгу «История водки», где выдви­гал фантастическую идею о том, что водка была изобретена в пери­од Орды в одном из улусов Орды — в Москве. Ведомства посчитали эту книгу основанием для приори­тета Москвы в данном вопросе, ав­тор книги был щедро вознаграж­ден, а на ее обложках пишут при переизданиях и сегодня: «Иссле­дование В.В. Похлебкина убеди­тельно доказывает: «Только водка из России — настоящая русская водка!»».

На самом деле «исследование» Похлебкина — это собрание неле­пиц, написанных дилетантом, не знающим истории. В книге не при­водится вообще НИ ОДНОГО до­кумента о производстве водки в средневековой Москве (что сам автор честно признает).

Мало того, автор сообщает, что до 90-х годов XIX века русские во­обще не знали слова «водка» в зна­чении спиртного напитка, а назы­вали водкой воду. Хотя в ВКЛ и Польше слово «водка» существу­ет с XVI века именно в нынешнем понимании. Одним словом, книга Похлебкина не доказывает прио­ритет Москвы, а как раз его отри­цает.

СПОРЫ ВОКРУГ ПРИОРИТЕТА

 История споров вокруг водоч­ного приоритета подробно изло­жена Похлебкиным во вступлении к книге. Приведу несколько цитат оттуда.

«Публикуемая работа — «Исто­рия водки» — первоначально не предназначалась для печати и тем более никогда не мысли­лась как некая занимательная «история пьянства» для развлека­тельного чтения. Это научно-ис­следовательская работа, посвя­щённая выяснению конкретно­го, «узкого» и притом чисто исторического вопроса: когда на­чалось производство водки в Рос­сии и было ли оно начато раньше или позже, чем в других странах?

…Вопрос этот никогда, на протяжении последних двух сто­летий, не возникал, да, по-види­мому, и впредь не возник бы ни у кого, если бы не приобрёл не­ожиданно осенью 1977 года госу­дарственное значение.

Именно в это время на Западе было спровоцировано «дело» о приоритете в изготовлении водки, причём приоритет Союза ССР оспаривался, и ряд марок со­ветской водки был подвергнут на внешних рынках бойкоту и дис­криминации. Одновременно со­здалась угроза лишить В/О «Союзплодоимпорт» права прода­вать и рекламировать этот товар как «водку», поскольку ряд аме­риканских фирм стал претендо­вать на преимущественное пра­во использовать наименование «водка» только для своего товара на том основании, что они якобы начали производство раньше, чем советские фирмы.

Первоначально эти претен­зии не были восприняты серь­ёзно советскими внешнетор­говыми организациями, ибо ино­странные фирмы-конкуренты указывали, что производство водки в СССР было начато после 26 августа 1923 года согласно дек­рету ЦИК и СНК СССР, а у них якобы гораздо ранее — в 1918-1921 годах. (В эти годы в разных странах Западной Европы и в США были задействованы мно­гие водочные предприятия быв­ших русских фабрикантов, бе­жавших из Советской России.)

Но хотя Советское правитель­ство действительно начиная с де­кабря 1917 года запретило произ­водство водки на территории РСФСР и не возобновляло его фактически до 1924 года, то есть шесть лет, всё же весьма неслож­но было юридически и историче­ски доказать, что, во-первых, Со­ветское правительство просто продлило запрет предшествую­щих царского и Временного пра­вительств на производство и тор­говлю спиртоводочными издели­ями в период Первой мировой войны, так что юридически речь шла лишь о подтверждении дей­ствовавшего ранее государ­ственного постановления о вре­менном запрете на водку, а во-вторых, это доказывало лишь преемственность государствен­ной монополии и её права при­останавливать, прерывать и воз­обновлять производство по соб­ственному желанию, вследствие чего дата 26 августа 1923 года вовсе не имела никакого отноше­ния к началу производства водки в СССР и к вопросу о приоритете пользования оригинальным на­именованием товара «водка», по­скольку это наименование воз­никло не с возобновлением про­изводства после 1923 года, а в связи с изобретением водки в России в эпоху средневековья. Отсюда следовало, что страны, претендующие на исключитель­ное употребление оригиналь­ного названия «водка» на их тер­риториях, должны были предста­вить убедительные данные, подтверждающие ту или иную да­ту первоначального изобретения водки на их территории».

Но, во-первых, никакого «изо­бретения водки в России в эпоху средневековья» не было — это до­мысел Похлебкина, который он так и не смог доказать в своей кни­ге. Во-вторых, в период начала второй половины XV века (к кото­рому кулинар относит якобы «изо­бретение водки в России») — не было и никакой России. Моско­вия была улусом Орды, бесправ­ной частью иного государства. «Московское государство», как его фантастически именуют иные ис­торики, на самом деле в ту пору не обладало ни одним признаком го­сударственности: Москва не име­ла своей власти (ярлык на княже­ние давала Орда), не имела своей армии (войска Московии явля­лись частью армии Орды и воева­ли за Орду), не имела своей валю­ты (на монетах чеканились имена правителей Орды) и т.д. Называть Орду «Россией» — это юридически такая же нелепица, как заявлять, что Иван Грозный правил СССР. Но суть не в этом.

Уже здесь, в первых абзацах книги, Похлебкин лжет:

«Юридически речь шла лишь о подтверждении действовавше­го ранее государственного поста­новления о временном запрете на водку», «это доказывало лишь преемственность государствен­ной монополии».

На самом деле СССР не имел к Российской империи абсолют­но никакого отношения, ибо был создан через б лет после ее краха и являлся временным СОЮЗОМ независимых национальных го­сударств. Юридическим наслед­ником Российской империи могла быть только ОДНА РСФСР, но правительство Ленина официаль­но заявило, что не является на­следницей царской России (не платит по ее долгам, не следует подписанным ею договорам и обя­зательствам). Таким образом, и в этих вопросах не может быть и ре­чи о какой-то «юридически преем­ственности».

Замечу, что точно так в СССР и в нынешней РФ демагоги пыта­ются оправдать агрессии в XX ве­ке против бывших колоний цариз­ма в Европе: мол, мы имеем на них права, потому что они входили в состав царской России. Никаких прав на них ни РСФСР, ни СССР, ни РФ не имеет — ибо, повторяю, правительство Ленина офи­циально заявило, что РСФСР не является страной-наследницей Российской империи.

В данном вопросе патентного права и приоритетов РСФСР от­казалась ПОЛНОСТЬЮ от существовавшей системы приоритетов царской России и стала С НУЛЯ отсчитывать свое новое патент­ное право и приоритеты. Но если РСФСР считает себя государ­ством, рожденным только в 1917 году и юридически ничем не свя­занным с царской Россией, — то за­чем же избирательно выуживать только приоритеты в водке, от ко­торых сама РСФСР и отказалась? С юридической точки зрения во­дочные предприятия бывших рус­ских фабрикантов, бежавших из Билет первого pohlebkin.szhat._jpg.jpgвсероссийского беспро­игрышного книгорозыгрыша «Книга вместо водки», организованного Всерос­сийским обществом борьбы с алкоголиз­мом в 1930 году. В центре на раскры­той книге приведены слова В.И. Лени­на «Они (водка и прочие дурманы) поведут нас назад к капитализму, а не вперед к коммунизму».

Однако дорога к «трезвому комму­низму» — лишь возвращение к трезвым истокам народа московитов: в Моско­вии царил строгий «сухой закон» в пе­риод Орды и затем при Иване III, Васи­лии III и Иване IV — Грозном.

РСФСР, единственно и обладают приоритетом.

Далее автор пишет о «второй атаке», последовавшей уже со сто­роны Польши:

«Между тем государственная водочная монополия ПНР утвер­ждала, что в Польше, то есть на государственной территории бывших Королевства Польского, Великого Герцогства Литовского и Речи Посполитой, включаю­щих Великую и Малую Польшу, Мазовию, Куявию, Померанию, Галицию, Волынь, Подолию и Ук­раину с Запорожской Сечыо, вод­ка была изобретена и производилась раньше, чем в Российской империи, или соответственно в Русском и Московском государ­стве, что в силу этого право про­давать и рекламировать на внеш­них рынках под именем «водки» свой товар должна была полу­чить лишь Польша, производя­щая «Вудку выборову» («Wodka wyborova»), «Кристалл» и другие марки водки, в то время как «Мо­сковская особая», «Столичная», а также «Крепкая», «Русская», «Лимонная»», «Пшеничная», «Посольская», «Сибирская», «Ку­банская» и «Юбилейная» водки, поступавшие на мировой рынок, теряли право именоваться «вод­ками» и должны были искать се­бе новое название для реклами­рования».

Уровень исторических знаний Похлебкина виден уже во вступле­нии: Великое Княжество Лито­вское он называет «Великим Гер­цогством Литовским», интересно узнать — какие герцоги тут прави­ли? Видимо, автор здесь использо­вал плохо переведенный поль­ский источник (который ему пере­дали в В/О «Союзплодоимпорт»), ибо только в Польше и в Беларуси знают, что ВКЛ — это и есть Бела­русь, поэтому тут среди Волыни, Подолья и Украины не названа Бе­ларусь.

Зато далее на всем протяжении книги у Похлебкина белорусы и литвины — это «два разных на­рода», и так же фигурируют от­дельно как территориальные субъ­екты средневековья «Белоруссия» и ВКЛ, хотя Беларусь и ВКЛ — фактически синонимы, а речь везде идёт о том же самом народе, о прадедах белорусов. Ибо литвинами в прошлом и называли белорусов, а народа белорусов в период ВКЛ вообще не существовало – чего Похлёбкин не знает. Но он при этом народ  московитов запросто именует «русскими» или «россиянами»: мол, в Орде жил российский народ. Равно мог бы написать, что в Орде жил советский народ.

«Первоначально в В/О «Союзплодоимпорт» этой угрозе не придали серьёзного значения, ибо казалось совершенно неле­пым, что дружественная Польша предъявляет подобное парадок­сальное требование. Это выгля­дело злой шуткой, поскольку на Смоленской-Сенной были увере­ны, что о старинном производ­стве водки в России «весь мир знает» и поэтому русская водка не может вот так, вдруг, лишить­ся своего исторического, народ­ного национального названия по прихоти неожиданно закаприз­ничавшего «пана союзника».

Но законы мирового капита­листического рынка суровы: они не принимают во внимание не только эмоции, но и традиции. Они требуют чисто формально­го, документального или иного правового и исторически убеди­тельного доказательства, уста­навливающего ту или иную дату изобретения, первого вывоза (экспорта) или производства то­вара, дату, дающую право опреде­лить приоритет того или иного собственника на данное изобре­тение или производство.

…К тому же западноевропей­ские прецеденты на этот счёт бы­ли совершенно однозначны. Производство всех европейских видов крепких спиртных напит­ков имело фиксированную пер­воначальную дату: 1334 год — ко­ньяк, 1485 — английские джин и виски, 1490-1494 — шотланд­ское виски, 1520-1522 годы — не­мецкий брантвайн (шнапс).

Таким образом, считалось, что нет причин делать исключе­ние для водки: дата её изобрете­ния должна быть представлена и СССР и Польшей, и вполне ве­роятно, что и в этом случае мож­но будет наблюдать такое же рас­хождение в датах, как и в случае с английским и шотландским вис­ки, что и даст возможность уста­новить приоритет той или иной стороны.

…вопрос представлялся лишь делом техники и какого-то време­ни. Однако, когда по истечении полугодовых поисков оказалось, что не только даты начала произ­водства водки, но и сколь-нибудь серьёзной литературы по исто­рии водки не существует вообще и что сведений об изобретении водки невозможно обнаружить даже в государственных архивах, поскольку нет достоверных доку­ментов о том, когда же началось винокурение в России, тогда на­конец увидели, что вопрос этот исключительно сложен, что он не может быть решён чисто внут­ренними силами Министерства внешней торговли, аппаратным путём и что необходимо, видимо, обратиться к специалистам как в области истории России, так и в области спиртоводочной про­мышленности.

Исходя из этого, В/О «Союз-плодоимпорт» обратилось в два головных НИИ: в Институт исто­рии Академии наук СССР и во ВНИИ продуктов брожения Глав-спирта Минпищепрома СССР с просьбой составить историчес­кие справки по данному вопросу. Однако оба исследовательских института ответили отписками, после чего последовало обраще­ние к автору настоящей работы».

К весне 1979 года Похлебкин написал свой опус, от которого от­крестились все советские истори­ки — дабы не замарать свое ученое имя такими фантазиями и фальси­фикациями.

 «ИССЛЕДОВАНИЕ» ПОХЛЕБКИНА

Итак, что сделал Похлебкин: при отсутствии каких-либо доку­ментов, подтверждающих изобре­тение водки в Москве, он прибег к следующей методе. Он как бы провел поиск косвенных причин возможности или невозможности начала производства водки в раз­ных регионах Восточной Европы (не включая Польшу, о которой в книге вообще НИ СЛОВА — ибо это конкурент).

В итоге этого залихватского об­зора Похлебкин делает вывод: производство водки могло начать­ся только в Москве. Но сам обзор с точки зрения исторической на­уки — несерьезный и дилетант­ский, грешит массой нелепиц. А выводы или притянуты за уши, или вообще противоречат аргу­ментам автора.

Впрочем, главный момент в су­ти темы Похлебкин понял вполне верно:

«Самым близким к винокуре­нию производством по типу обо­рудования и технологии следует считать смолокурение. Здесь да­же термины совпадают. Ещё бо­лее совпадали они в древности, когда говорили «сидеть вино», «сидеть смолу, дёготь».

Далее автор должен был пока­зать, что раз смолокурение поро­дило винокурение, то регионы смолокурения и являются создате­лями водки.

Но вместо Москвы, где не было смолокурения, автор пишет, что родиной смолокурения была Лит­ва-Беларусь. У него, кстати, поче­му-то «Белоруссия» и «Полоцкая Русь» подаются в перечне рядом существующих одновременно ре­гионов Европы — видимо, автор не знает, где расположен Полоцк:

«Таким образом, центром дёгтеварения, или смолокурения, бесспорно, следует считать Полоцкую Русь, Белоруссию, Литву».

Три раза назвал почти ту же са­мую территорию с почти тем же самым народом в разные эпохи. Полоцкая Русь существовала в пе­риод Киевской Руси, Литвой По­лоцк именовался с 1250-х по 1840 год (а его жители — литвина­ми), а в 1840 царизм запрещает термин «Литва» и вводит «Бела­русь», а после восстания 1863-64 гг. запрещается и термин «Бе­ларусь» — вместо него царизм вво­дит колониальное «Северо-Запад­ный край». Княжество Жемойтия (нынешняя Республика Летува, ис­торическая Жмудь) впервые име­нуется «Литвой» (ошибочно!) только с 1918 года.

Точно так я мог бы написать:

«Таким образом, опричнина Ивана Грозного существовала в трех соседних государствах — Московии, России и Москве — столице СССР и у четырех рядом живших народов: московитов, русских, россиян и советских».

Похлебкин именно так про бе­лорусов все в кучу намешал. Похлебкин:

«Таким образом, смолокуре­ние, дегтярное производство по­родили идею винокурения. Во всяком случае, идея труб и охлаж­дения не могла сама собой ро­диться из пивоварения или медо­варения, но была вполне естест­венной и даже неизбежной, непременной в смолокурении».

Но раз так, то именно в Белару­си и изобрели водку. Но нет — го­ворит Похлебкин. Тут католики были, а они отрабатывали заказы Папы римского на доставку воска для свечек, и поэтому занимались медом, из которого и делали спиртные напитки.

Удивительно! Можно подумать, что в Москве в храмах не было све­чей, а свечи ставили только в като­лических храмах, а воск был ну­жен только Папе римскому. Смеху подобно: воск нужен только като­ликам, а потому католики не мог­ли изобрести водку.

Понимал ли Похлебкин неле­пость этой «логики»? Конечно по­нимал, ибо сам в ранее написан­ной книге «О кулинарии от А до Я» указывал, что производство вы­сокоградусного спиртного из ме­да — вещь дорогая и расточитель­ная: два литра меда давали литр напитка, а технология требовала использования сразу не менее не­скольких сот литров меда. Он пи­сал, что из-за дороговизны напит­ка его в Московии использовали редко — он нашел упоминание только о том, что эту «медовую водку» делали только на свадьбах Ивана Грозного (уже после отме­ны сухого закона в Московии). Но тут же Похлебкин пишет, что нельзя это путать с водкой: мол, это был намного более благород­ный напиток.

Так в какой из книг Похлебкин говорит правду, а в какой отраба­тывает заказ и врет?

В книге «О кулинарии от А до Я» (которая переиздается и сего­дня) кулинар пишет, что при Ива­не Грозном (то есть через почти век после «изобретения пшенич­ной водки в Московии») никакой водки не было, а был только спир­товой напиток из меда, который иногда и делали по большим праздникам. Зачем же его делать, если, как автор в 1979 стал писать, там уже почти век как водку изо­брели? Но ведь Похлебкин настаи­вает: дороговизна производства спиртного из меда и заставила производителей искать иные тех­нологии — так и была найдена технология создания пшеничной водки.

Это он в одной книге пишет, а в другой обратное: мол, ВКЛ — главный производитель меда и к тому же главный в смолокуре­нии — не мог изобрести водку, ибо был доволен дорогим спиртным, добываемым из меда. Два взаимо­исключающих вывода.

Кроме этого, сравнение двух книг Похлебкина одиозно показы­вает, что в одной он как о «водке» говорит о медовой водке Ивана Грозного, а в другой, заказ отраба­тывая, эту медовую водку называет уже якобы «пшеничной». Ясно со­вершенно, что автор был честен в той книге, которую писал сам, не под заказ государственного спора СССР с ПНР.

В заказанной книге:

«Литва в средние века была главным центром торговли мё­дом в Европе. …ставшая с 1386 года католической страной Лит­ва никак не могла свертывать своё пчеловодство, а, наоборот, должна была увеличивать, по­скольку папский престол рассма­тривал Литву как главную базу поступления воска для свечной промышленности в Европе, на­ходившейся в руках католичес­ких монастырей. Вот почему римская курия требовала от Лит­вы развития пчеловодства, а это определяло односторонний ха­рактер литовского хозяйства, ос­нованного на производстве мё­да-напитка и воскобойном про­мысле, как основных источниках поступления золота (денег) из Западной Европы».

Что это за новость: «ставшая с 1386 года католической страной Литва»? Похлебкин говорит не о Литве, а о Княжестве Жемойтия жемойтов и аукштайтов, которое не являлось Литвой.

Белорусский историк В. Верас пишет иное:

«Известно, что Аукштайтия приняла католичество в 1387 го­ду, Жемайтия — в 1413 году. В 1405 году туровский бискуп Ан­тоний с согласия Витовта окрес­тил народ в Литве в православ­ную веру. (Narbutt T.  Pzieje starozнету narjdu Litevskiego. Wilno. 1843. т.6,стр. 87 ) В связи с этим возникают два вопроса. Если счи­тать, что Литва была расположе­на на территории современной Летувы, то почему именно туров ский бискуп крестил литвинов, в то время как были более близ­кие епархии, например, Полоц­кая? Не потому ли крестил Литву туровский бискуп Антоний, что Литва начиналась за Турово-Пинской землей?

И второй вопрос: «Куда исчез этот православный народ, кре­щенный в 1405 г. бискупом Анто­нием?» Ведь в современной Летуве, в том числе, и на территории так называемых восточнолито-вских курганов все летувисы ка­толического вероисповедания. Православными являются толь­ко представители национальных меньшинств — белорусы и русс­кие. Ведь повторного крещения во времена ВКЛ и Речи Посполи-той не отмечено ни в одном ис­точнике. Вхождение территории Летувы в Российскую империю, где главенствующей была право­славная вера, предполагает об­ратное явление — переход из ка­толичества в православие, а не наоборот. В то же время населе­ние Среднего Побужья и Верхне­го Понеманья в те времена, да и сейчас в своем большинстве, — православные. Не их ли окрес­тил в православие бискуп Анто­ний?!»

Я не стану спорить с тем обще­известным фактом, что Западная и Центральная Беларусь (то есть историческая Литва) — это пре­имущественно католические зем­ли (на момент принятия Унии 1596 года половина населения тер­ритории нынешней Беларуси бы­ла католиками, а половина — пра­вославными). Но как же быть

с «Полоцкой Русью», которую По-хлебкин называет главным канди­датом в изобретатели водки? Она-то до 1596 года была вне власти Папы римского и не была обязана снабжать Ватикан воском. Но, увы — «исследователь» про По­лоцк тут же забыл, ибо ему поско­рее надо искать водку в Москве. Где как раз никаких исторических оснований для ее изобретения в принципе не существовало. Очень последовательно.

Тевтонский орден и Ливонию автор вычеркивает из кандидатов в изобретали водки:

«из-за массового бегства крес­тьян в соседние земли — Польшу и Новгородскую Русь — от произ­вола ордена и тяжкой барщины (в Польше и в Новгороде не бы­ло закрепощения в это время)».

Вообще-то говоря, оттуда народ бежал не в Польшу и не в Новго­род, а в Беларусь-ВКЛ, где тоже не было крепостного права: оно тут появилось только с оккупацией Россией в 1795 году.

Кстати, крепостное право появ­лялось только там, где элита пра­вила туземцами не родственного этноса. Так было в землях Моско­вии, где князья и дружинники Ки­евской Руси правили туземным финским населением муромы, эр­зя-Рязани, мокши-Москвы, меще-ры, веси, чуди и прочими финна­ми Великой Мордвы (ныне это русский этнос); так было и в Герма­нии, которая захватила земли сла­вян и балтов Полабья и Поморья. И ровно так в Литву-Беларусь мас­сово бежали крестьяне не толькос захваченных немцами земель Поморья и Полабья, но и с земель Московии.

Но оцените логику автора кни­ги: Тевтонский орден и Ливония не могут быть изобретателями водки из-за крепостного права, но зато Московия — второй и по­следний жуткий уголок в Восточ­ной Европе этого же крепостного права — вдруг «водку изобретает». Автор, конечно, понимал, что пи­шет чепуху — но ведь заказали и за­платили.

При заказе Похлебкин получил четкую установку: показать, что Москва изобрела водку раньше Польши. Отсюда и умозритель­ные, ничем не доказанные рассуж­дения автора:

«винокурение, видимо, воз­никло ранее середины XV века, предположительно в период между 1425 и 1440 годом, а воз­можно, и на рубеже XIV и XV ве­ков, но такое предположение не может быть строго доказано, в то время как предположение, что винокурение возникло между 1448 и 1478 годом подтверждает­ся всей суммой исторических, экономических, социальных, бытовых фактов и тем самым пре­вращается из гипотезы во впол­не обоснованный вывод.

Этот вывод не только устанав­ливает несомненный приоритет русского винокурения по сравне­нию с винокурением в других со­седних Московскому государству странах — от Дании и Германии до Швеции, Польши и Молда­вии, не говоря уже о других зем­лях России, но и даёт возмож­ность с этого момента вести це­ленаправленный поиск более точной даты возникновения ви­нокурения, сосредоточив внима­ние на документальном материа­ле именно этого исторического отрезка».

Ну и каковы документы? А тако­вы:

«необходимо ответить на во­прос, который невольно возни­кает при ознакомлении с этим выводом и заключается в следую­щем: если хлебное вино, или хлебный спирт, было действи­тельно изготовлено в русских мо­настырях, и особенно в Москве, во второй половине XV века, то как могло случиться, что об этом событии не осталось никакого известия — ни в русских летопи­сях, составлявшихся и переписы­вавшихся монастырскими писца­ми как раз в XV веке, особенно в его второй половине, ни тем более в монастырских хозяй­ственных документах как XV, так и начала XVI века».

Конечно, об этом «событии» и не могло быть никаких летопис ных свидетельств, ибо, как летопи­си гласят, в то время в Московии вообще был СУХОЙ ЗАКОН.

И о том, что в Московии в рассма­триваемый период (Иван III, Ва­силий III и начало правления Ива­на IV) пить вообще было запреще­но, — свидетельств масса (об этом чуть ниже). Но Похлебкин занима­ется фантастикой и исторические документы в принципе игнориру­ет (в его книге их вообще нет).

КТО ИЗОБРЕЛ СЛОВО «ВОДКА»?

Что же касается происхожде­ния слова «водка», то Похлебкин пишет:

«От XV века у нас нет ни одно­го памятника, где бы упомянуто слово «водка» в понятии близком к алкоголю. В XVI веке под 1533 годом в новгородской летописи слово «водка» упомянуто для обозначения лекарства: «Водки нарядити и в рану пусти и выжимати», «вели государь мне дать для моей головной болезни из своей государской оптеки во­док… свороборинной, финико-левой».

К этому времени понятие «вод­ка» как алкогольный напиток уже существует в ВКЛ и начинает рас­пространяться в Польше (где до этого использовался термин «gorzalka», что второе название водки как «горилки»). Новгород­цы явно переняли термин у ВКЛ, ибо водку еще считали просто спиртовой настойкой для меди­цинских нужд, когда в ВКЛ она изначально означала именно алко­гольный напиток. Кстати, тот факт, что термин «водка» поляки переняли у ВКЛ, в Польше, конеч­но, тоже прячут: мол, сами в Поль­ше изобрели название.

Я, однако, полагаю, что слово «водка» в принципе не могло по­явиться в языках московитов и поляков, а также украинцев (и во­обще тогда славяноязычных наро­дов), ибо там это слово с уменьши­тельным суффиксом «к» означало пренебрежительно ту же самую воду — и существовало в их языках. А вот в Литве (Центральной и За­падной Беларуси) как раз в этот период ХV-ХVI веков происходи­ла славянизация литвинов — запад­ных балтов ятвягов, дайнова, мазуров, пруссов и прочих тут жив­ших и ныне являющих собой три четверти этноса белорусов. Язык западных балтов (в отличие от языка восточных балтов жемойтов, аукштайтов и латышей) был очень похож на славянский (ибо славяне и произошли от западных балтов). Но в этом языке не было суффикса «к» как означающего пренебрежение. Конечно, просле­дить само словообразование тут крайне трудно (ибо язык западных балтов исчез, почти не оставив следов), но факт в том, что слово «водка» было у соседей давно заня­то другим содержанием.

Например, Похлебкин пишет:

«во Владимирской, Нижего­родской, отчасти в Ярославской, Костромской и Ивановской обла­стях внедрению слова «водка» в значении алкогольного напит­ка препятствует областная, мест нал привычка использовать это слово в смысле «вода» («Сходи за водкой-то на ручей!»); в Русском Поморье, в Архангельской, Воло­годской областях и на севере Ка­релии, а также отчасти в Новго­родской и даже Тверской облас­тях слово «водка» даже во второй половине XIX века продолжают использовать в его древнем нов­городском значении — хлопоты, бесполезное хождение как про­изводное от глагола «водить». В результате фактически вплоть до 90-х годов XIX века, а точнее, до полного введения монополии, то есть до 1902 года, продолжа­ют сосуществовать два названия водки — вино и водка, а также по­являются новые эвфемизмы — «беленькое», «белое» (подразуме­вают всё же «вино»), «монополь­ка», «поповка» (подразумевают «водка»), причём в официальном языке, вплоть до 1906 года, доми­нирует термин «вино».

Это не мешает Похлебкину де­лать нелепый вывод, что водка изобретена русскими. Хотя они ее из ручья черпали: «Сходи за вод­кой-то на ручей!».

Если бы в ручьях России текла водка — это был бы коммунизм.

ПРАВДА ИСТОРИИ

Похлебкин находит, что водку изобрела Москва в период правле­ния Ивана III и его сына Василия III — то есть в период еще нахож­дения Московии в Орде. Мол, вод­ка была изобретена в улусе Орды.

Сама нелепость такой гипотезы просто вопиет.

vasiliy_na_ohote._szhat.jpgВ то время Московия являла со­бой абсолютно исламское государ­ство, где носили исламскую одеж­ду, женщины носили чадру, закры­вающую лица, и томились в теремах-гаремах, в качестве при­ветствия друг другу московиты произносят «Салом», как сообща­ет Георг Шлезинг в своей книге «Религия Московитов», 1695 год (и чадру, и терема-гаремы отменил только Петр I).

Европейские послы, приезжав­шие в Москву, описывают это госу­дарство как азиатское и ислам­ское. Сигизмунд Герберштейн, ав­стрийский посол, издал после поездки в Московию книгу, снаб­женную многочисленными иллю­страциями. На них (и в описании в книге) Василий III в чалме, в пер­сидском халате и с ятаганом. Язык не повернется его назвать русс­ким. Московит — да. Татарин — да. Русский — нет.

Или вот другая иллюстрация из книги Герберштейна: Василий III на охоте* Причем, рядом с ним казанский царь Шиг-Алей. Дру­зья — не разлей вода. Василий сно­ва в чалме. Герберштейн ЧЕРЕЗ казанского царя (господина Васи­лия) передает Василию какой-то пакет. Вот ведь странно: Моско­вия якобы уже освободилась от «ненавистного ига», но Василий носит чалму, у него отдыхает его лучший друг — казанский царь, с которым Василий вместе развле­кается на охоте.

На другой иллюстрации из кни­ги Герберштейна — преподнесе­ние послами даров eszhat.jpgвеликому кня­зю Василию III, сидящему на тро­не в чалме и в персидском халате.

Место действия — Московский Кремль. На официальном приеме послов голову российского прави­теля украшает чалма. В тексте кни­ги Герберштейн тоже пишет, что Василий в чалме и в мусульман­ской одежде.

В этой связи арабский автор книги «Хафт Иклим» (XVI век) возмущается, говоря о москови­тах, то есть россиянах, что те, кто украсил себя одеждой ислама, по­чему-то сохранили страсть к сви­ному мясу. Но хвалит московитов за то, что те, следуя канонам исла­ма, держат употребление алкого­ля под полным запретом.

Как же так получается у Похлебкина и В/О «Союзплодоимпорт»: водка изобретается в Москве, где царил строгий сухой закон? Вот так парадокс.

Историк ВКЛ Михалон Литвин в период отца Ивана Грозного, Ва­силия III (которого современник Литвина Сигизмунд Герберштейн в своей книге изображает и опи­сывает в чалме, в. персидском ха­лате и с ятаганом), написал хоро­шо известную историкам книгу «О нравах татар, литовцев и моск­витян». В ней Литвин четко указы­вал, что литвины (то есть белору­сы) спиваются, а московиты ВО­ОБЩЕ НЕ ПЬЮТ, так как им вера запрещает (вера не русская Киева, а своя московитская).

Михалон Литвин писал:

«Литвины [то есть ныне бело­русы] питаются изысканными за­морскими яствами, пьют разно­образные вина, отсюда и разные болезни. Впрочем, москвитяне, татары и турки хотя и владеют землями, родящими виноград, однако вина не пьют, но, прода­вая христианам, получают за не­го средства на ведение войны. Они убеждены, что исполняют волю божью, если каким-либо способом истребляют христиан­скую кровь».

Заметьте, что это автор пишет о московитах, то есть ныне росси­янах или русских, которых К ХРИ­СТИАНАМ НЕ ОТНОСИТ. И далее:

«Крестьяне в Литве [то есть в Беларуси], забросив сельские работы, сходятся в кабаках. Там они кутят дни и ночи, заставляя ученых медведей увеселять своих товарищей по попойке плясками под звуки волынки. Вот почему случается, что когда, прокутив имущество, люди начинают голо­дать, то вступают на путь грабежа и разбоя, так что в любой лито­вской [белорусской] земле за один месяц за это преступление платят головой больше людей, чем за сто или двести лет во всех землях татар и москвитян, где пьянство запрещено.

Воистину у татар тот, кто лишь попробует вина, получает восемьдесят ударов палками и платит штраф таким же коли­чеством монет. В Московии же нигде нет кабаков. Посему если у какого-либо главы семьи найдут лишь каплю вина, то весь его дом разоряют, имущество изымают, семью и его соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожизненное заключение. С соседями обходятся так суро­во, поскольку считается, что они заражены этим общением и явля­ются сообщниками страшного преступления.

…Так как москвитяне воздер­живаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам де­ревянные ковши и посохи, помо­гающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, а также чепра­ки, мечи, фал еры и разное воору­жение, отбирают у нас золото.

Князь Иван [Иван III], обра­тив народ к трезвости, повсюду запретил кабаки. Он расширил свои владения, подчинив себе Ря­зань, Тверь, Суздаль, Володов и другие княжества… Новгород, Псков Север и прочие.

…Точно так же рожденный от него правящий ныне государь [Василий III] в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам».

Похлебкин рассказывает миро­вому сообществу басню о том, что водку изобрела Москва в период правления Ивана III и Василия III (ибо позже нельзя, там уже поляки приводят факты, доказывающие их исторический приоритет). Но белорусский летописец ясно говорит обратное: как раз белору­сы пили и спаивались, а в Моско­вии был сухой закон: «и москви­тян, где пьянство запрещено»,

«В Московии же нигде нет каба­ков», «москвитяне… хотя и владе­ют землями, родящими виноград, однако вина не пьют, но, продавая христианам, получают за него средства на ведение войны», «мос­квитяне воздерживаются от пьян­ства» и т.д. И летописец славит якобы у Похлебкина «создателей водки» Ивана III и Василия III за то, что те «обратили свой народ к трезвости». Удивительная вещь: в Московии у того, кто пьяным об­наружен, «весь его дом разоряют, имущество изымают, семью и его соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожиз­ненное заключение». Но при этом же Московия в это время якобы изобретает водку. Для кого?

Вот ведь вопрос.

Причем современник этих ли­повых «создателей водки» нигде про водку и не упоминает, а пишет только о вине: «В Московии же ни­где нет кабаков. Посему если у ка­кого-либо главы семьи найдут лишь каплю ВИНА…» Вино бы­ло — водки там, в Москве, не было.

Где тут Похлебкин нашел изо­бретение водки в Московии — за­гадка. Откуда Похлебкин выискал чушь про некую «монополию на водку» в то время — тоже загадка, ведь летописец пишет: «В Моско­вии же нигде нет кабаков». Если нет кабаков — то где тогда спирт­ное продавать?

В общем, Вильям Похлебкин просто отработал деньги своих хо­зяев, создав книгу из нелепого вра­нья. Ибо Россия к изобретению водки не имеет никакого отноше­ния.

КТО ЖЕ ИЗОБРЕЛ ВОДКУ?

Водку изобрела не Московия, как и не Польша. Ибо сами корни слова «водка» именно белорус­ские, а не польские, не россий­ские и не украинские. Похлебкин правильно указал единственное место возможного появления вод­ки — как земли нынешней Белару­си, но затем это «забыл». Тут дей­ствительно был главный центр в Восточной Европе смолокуре­ния, от которого технологически только полшага до винокурения. И само слово «водка» могло по­явиться только в языке ВКЛ.

Увы, белорусы, находясь в полу­зачаточном состоянии к возвра­щению своей исторической памя­ти и национального лица, по объ­ективным причинам не смогли участвовать в эпохальном споре России и Польши за право счи­таться хозяином приоритета для названия «водка». Хотя даже гео­графически из-за сути этого спора было сразу понятно, что водка по­явилась где-то между Польшей и Россией. А что же находилось между ними? Белорусы тут и нахо­дились. Но стороной этого спора так и не стали до сих пор.

Не думаю, что белорусам надо тоже лезть в этот спор России и Польши за водку — у белорусов есть масса других проблем, куда как более важных, в том числе на­до вообще вернуться к ощущению себя не созданными в СССР или в Польше, а продолжающими жить на земле прадедов. Что уте­ряно усилиями могущественных соседей.

Что же касается мифа о том, что «вторым» изобретателем вод­ки (водки в 40% алкоголя) стал Менделеев, то вот мнение россий­ских скептиков:

«В диссертации (Менделеев Д. И. Рассуждение о соедине­нии спирта с mendeleev._szhat._jpg.jpgводою // Соч.: В 25-и т. Т. 4. Л., 1937. С.) -Дми­трий Иванович производил ис­следования в пределах 40%-100% и определил наибольшую плотность при 46% весовых (гл.4 стр.105), а о замерах в во­дочной области, т.е. 33-34% ве­совых (40% объемных), Менде­леев писал так: «Я ограничился немногими определениями по той причине, что данные Гиль-пина в этом пространстве долж­ны иметь меньшую погреш­ность» (стр.132). Дело в том, что в Англии в XVIII веке иска ли рациональный способ расче­та налогов на винокуренное производство, почему и произ­водили исследования в этой об­ласти, вот Менделеев и ис­пользовал готовые данные Дж. Гильпина (С. СПрт) 1792 года, и уточненные Гей-Люссака (1824г.).

Нет и никаких особенных свойств спиртоводяной смеси при заветной объемной кон­центрации 40%. В 1887 г. Дмит­рий Иванович опубликовал в «Journal of the Chemical Society» статью «Соединения этило­вого спирта с водой», где при­вел графики и таблицы, нагляд­но демонстрирующие, что в интервале концентраций от 17,6 до 46% (по весу) никаких особенностей («пиков») в изме­нении свойств не наблюдается (стр. 414 того же изд. 1937 г.)/

Нормативная крепость 40% была установлена правительст­вом России, исходя для опто­вых поставок, чтобы обеспе­чить привычные 38%, исходя из того, что при транспорти­ровке и хранении спирт выды­хается и крепость понижается. См. например — Ильенков П.А. Курс химической технологии. СПб., 1851, стр.791 — «по сор­там водки, встречающейся в продаже»: полугар — крепос­тью 38% по объему, пенное ви­но — 44,25%, трехпробное — 47,4% и двойной спирт — 74,7% (употреблялся в медицине, фар­макологии и парфюмерии)».

Вот ведро полугара и было еди­ницей для налогообложения».